Йог, как обычно, сидел в полуметре от земли и медитировал. Солнце уже почти опустилось за край зелёного моря. Во все стороны простирались самые глухие и мрачные джунгли, какие ему только удалось отыскать. Непуганые насекомые, злые от осенней прохлады, слетались со всех сторон на запах лоснящейся кожи, но по пути натыкались на сферу ментальной защиты и осыпались дождём на прелые листья. Этим пользовалась большая толстая лягушка, язык которой прямо-таки мелькал в воздухе.
— Ты чего тут злишься?
Йога от неожиданности передёрнуло и опрокинуло вверх ногами. Поспешно крутнувшись на месте и приняв прежнее положение, он поправил чалму и открыл глаза. Перед ним стоял невысокий чернявый мальчик.
Глаза йога под краешком чалмы пыхнули зелёным и погасли.
— Нет, — ответил он сдержанно, потрескивая от раздражения фиолетовыми искорками. — Я не злюсь. У меня просто осенняя депрессия. Я пытаюсь от неё избавиться.
— А что такое депрессия? — поинтересовался мальчишка, почёсывая ногу. В его волосах уже бродили два светлячка.
— Это когда хочется ещё меньше, чем ничего. И когда очень надо увидеть солнышко, — неожиданно для себя добавил йог и отвернулся. — Не такое прозрачное, как было до наступления дождей, а настоящее. Чтобы лучи по коже скользили.
— А, тогда всё правильно, — беззаботно махнул рукой мальчик, — злись дальше. Только несильно.
Йога опять повело в сторону, но он быстро взял себя в руки и выровнялся.
— Что правильно? Почему правильно?
— Ну... Когда ты радуешься, то выделяешь очень приятную энергию, и другие с удовольствием нею согреваются, — пояснил мальчик. — Но и когда чуть-чуть злишься из-за какой-то несправедливости — не страшно; тогда твоя энергия слишком колючая, её никто не использует, она поднимается вверх и достаётся солнышку. А оно всю зиму копит её и очищает, поэтому и не светит толком. А как только оно доверху наполнится, наступит весна, и солнышко начнёт отдавать чистое тепло.
— А что будет, если сильно разозлишься? — помимо воли заинтересовался йог.
— Если будешь злиться слишком сильно, то перегоришь и вообще перестанешь энергию вырабатывать, только чужой сможешь питаться. А это очень нехорошо. Но самое плохое — быть равнодушным: тогда и ты никого не согреешь, и тебе самому ни от кого теплее не станет. И солнышко тебе будет не нужно. И люди тоже.
— Ты-то откуда всё это знаешь? — нахмурил лоб йог.
— Это каждый ребёнок знает! — удивился мальчик. — А ты что, разве сам этого не чувствуешь?
— Я? Ну... — уголок рта еле заметно дёрнулся. — Кстати, откуда ты здесь вообще, такой умный, взялся?
— Я потерялся. Прыгал по тропинке и потерялся. А ты? Ты тоже?
Йог закрыл глаза и разозлился на бестолкового мальчишку. Ух как он разозлился! Почти осязаемая волна злой энергии хлынула от него во все стороны по кривым, сходящимся в точке прямо над йогом. Перепуганная лесная мелочь кинулась врассыпную.

Толстая лягушка, выпучив глаза, наблюдала, как между сплетенных ветвей мрачный йог скользит над землёй в позе лотоса, а за ним, крепко держась за коричневую руку, идёт маленький мальчик. Во тьме сырой чащи было хорошо видно, как над головой йога сияет крохотное жёлтое солнышко.

pelipejchenko.livejournal.com/