"Древнее золото редко блестит"(с).
Тот, кто ещё не привык к своему настоящему имени и по-прежнему называл себя Марком, не моргая, продолжал смотреть на доску почёта. Портреты отвечали ему разными взглядами: Цезарь грустно улыбался, Пастер от души хохотал, Сервантес морщил лоб, а Гитлер... да. Гитлер, конечно, выглядел на портрете очень неважно - одутловатый, обрюзгший, без всякой огнестрельной харизмы, но он там был, был на доске почёта, и недалеко от него блестело пенсне, кажется, Берии, и тошнотворный бурнус этого... ну как его... При жизни у Марка постоянно вылетали из головы имена, и, как ни странно, здесь память его не обострилась.
А где-то под Гитлером был и его собственный портрет.
- Мы... с этим... вместе... - пролепетал Марк.
- У Вас, кажется, вопрос? - ласково промолвил Провожатый.
- Вместе с этим... за что?
- Вместе с кем? - уточнил Провожатый. - С этим?
И то, что заменяло Провожатому руку, указало на портрет Махатмы Ганди.
- Не дурите мне мозги, - взорвался Марк. - Вы прекрасно понимаете, о ком я.
- Так ведь это ж тысячники, - мягко объяснил Провожатый.
Марк попробовал зажмуриться, но было нечем.
- Вы повлияли на данный момент на жизнь двухсот девятнадцати тысяч шестьсот сорока восьми... нет, уже девяти людей. Это, конечно, не так много, как, допустим, у Бин-Ладена или матери Терезы, но вполне прилично, - сказал Провожатый.
- Но я же ничего не делал! - вскричал Марк.
- Так уж и ничего?
- Нет, я конструировал подъёмные краны, я понимаю, но как это могло...
- "Спасём лес". Агитплакат. Две сосны и мальчик, - вкрадчиво ответил Провожатый.
- Но ведь я случайно... меня просто так выбрали... мне было двенадцать лет!
- Конечно, - согласился Провожатый. - Если бы Вам было семьдесят два, как в момент Вашей смерти, плакат бы не получился таким задушевным. А так на Вашу фотографию смотрели дети. Впечатлительные дети. По всей стране. И некоторые - сто девяносто восемь тысяч семьсот пятьдесят два человека - запомнили на всю жизнь, что надо бережно относиться к зелёным лёгким планеты. Вы понимаете?
- Я...
- Ну плюс ещё родственники тех двадцати семи несчастных пассажиров автобуса, задавленных насмерть краном "КРТ-12", у которого Вы неверно рассчитали амортизационную систему. Это ещё тысяча тридцать шесть человек.
- Я...
- Восемьсот пятьдесят девять молодых людей влюбились в исполнительниц песни "Таёжный романс". Девятьсот две молодые дамы влюбились в исполнителей этой же песни.
- Но я же никогда всерьёз... только один раз, в походе... там даже рифма хромала...
- Когда обнаружился Ваш роман с Анастасией Тка...
- Сколько?
- Веру в мужскую порядочность потеряли сто четырнадцать женщин и двадцать четыре мужчины, узнавшие об этом от сослуживцев, родственников или сплетников. Теперь продолжим.
- Не надо! - закричал Марк.
- Что не надо? - удивился Провожатый.
- Это всё не я! Это вокруг меня! А моя душа, мои порывы, эти, как их, помыслы...
- Да кого оно волнует, - спокойно отмахнулся Провожатый. - Вот рейтинг - другое дело.
(Хатуль)
А где-то под Гитлером был и его собственный портрет.
- Мы... с этим... вместе... - пролепетал Марк.
- У Вас, кажется, вопрос? - ласково промолвил Провожатый.
- Вместе с этим... за что?
- Вместе с кем? - уточнил Провожатый. - С этим?
И то, что заменяло Провожатому руку, указало на портрет Махатмы Ганди.
- Не дурите мне мозги, - взорвался Марк. - Вы прекрасно понимаете, о ком я.
- Так ведь это ж тысячники, - мягко объяснил Провожатый.
Марк попробовал зажмуриться, но было нечем.
- Вы повлияли на данный момент на жизнь двухсот девятнадцати тысяч шестьсот сорока восьми... нет, уже девяти людей. Это, конечно, не так много, как, допустим, у Бин-Ладена или матери Терезы, но вполне прилично, - сказал Провожатый.
- Но я же ничего не делал! - вскричал Марк.
- Так уж и ничего?
- Нет, я конструировал подъёмные краны, я понимаю, но как это могло...
- "Спасём лес". Агитплакат. Две сосны и мальчик, - вкрадчиво ответил Провожатый.
- Но ведь я случайно... меня просто так выбрали... мне было двенадцать лет!
- Конечно, - согласился Провожатый. - Если бы Вам было семьдесят два, как в момент Вашей смерти, плакат бы не получился таким задушевным. А так на Вашу фотографию смотрели дети. Впечатлительные дети. По всей стране. И некоторые - сто девяносто восемь тысяч семьсот пятьдесят два человека - запомнили на всю жизнь, что надо бережно относиться к зелёным лёгким планеты. Вы понимаете?
- Я...
- Ну плюс ещё родственники тех двадцати семи несчастных пассажиров автобуса, задавленных насмерть краном "КРТ-12", у которого Вы неверно рассчитали амортизационную систему. Это ещё тысяча тридцать шесть человек.
- Я...
- Восемьсот пятьдесят девять молодых людей влюбились в исполнительниц песни "Таёжный романс". Девятьсот две молодые дамы влюбились в исполнителей этой же песни.
- Но я же никогда всерьёз... только один раз, в походе... там даже рифма хромала...
- Когда обнаружился Ваш роман с Анастасией Тка...
- Сколько?
- Веру в мужскую порядочность потеряли сто четырнадцать женщин и двадцать четыре мужчины, узнавшие об этом от сослуживцев, родственников или сплетников. Теперь продолжим.
- Не надо! - закричал Марк.
- Что не надо? - удивился Провожатый.
- Это всё не я! Это вокруг меня! А моя душа, мои порывы, эти, как их, помыслы...
- Да кого оно волнует, - спокойно отмахнулся Провожатый. - Вот рейтинг - другое дело.
(Хатуль)